Позднее лето — 2014. Записки дилетанта

Весна у меня закончилась не очень удачно - во-первых, я забыл в Краснодаре навигатор, без которого я даже по Москве передвигаюсь с трудом, во-вторых, в этом году у меня была работа, поэтому не было ни денег, ни времени на поездки.

Уволился я только к концу лета, вскоре после этого на Avito за 1000 рублей купил два сломанных телефона с GPS модулями и собрал из них один рабочий - и, в результате, в сентябре устроил себе короткое и позднее лето. Сначала, наконец, испытал велосипед в поездке больше пары десятков километров и с рюкзаком, потом съездил на нём в короткий велопоход, и, наконец, смотался на недельку в Питер автостопом.

Прежде чем ехать на велосипеде на несколько дней, я решил попробовать просто покататься на нём с большим рюкзаком. И поехал в свою любимую Можайскую область. Года три уже там не был.

В общем, ничего особенно за это время не изменилось. Недалеко от города стало больше заборов и новых посёлков, а остальное как было, так и осталось. Приятное ровное шоссе, рощицы вокруг, народу немного. Хорошо, в общем.

Правда, оказалось, что сам по себе рюкзак на велобагажнике лежать не хочет, его надо как-то крепить. Как именно это делается, я заранее не посмотрел, поэтому всю дорогу он болтался и пытался съехать на асфальт.

А ещё я опять выехал из дома позже, чем планировал. Поэтому, откатавшись запланированные 60 км, выяснил, что последняя электричка в Москву уже уехала, и нужно ждать до завтра.

Вообще-то, Можайск - большой город, и в нём хватает круглосуточных кафе, в которых можно было бы досидеть до утра. Но это ведь не интересно, правда? Тем более что у меня в кармане завалялось фольгированное термоодеяло, которое давно хотелось испробовать.

Так что я уехал от города на пару километров, свернул в лесочек и устроился на ночёвку.

Что я могу сказать. Одеяло и правда спасает, без него начал было стучать зубами, а в нём стало тепло и приятно. Но ночевать пришлось сидя (потому что земля-то холодная) и плотно свернувшись (потому что одеяло маленькое, и иначе его не хватает). Так что я не замёрз, но спал плохо и абсолютно без комфорта. И поехал домой на первой же утренней электричке.

Естественно, с выбором маршрута, подготовкой карт, поиском интересных мест в Викимапии и прочими важными делами я провозился полдня - и к станции Шаховская подъезжал уже в темноте. В городе мне ночью делать было нечего, так что я вышел из поезда чуть раньше, на платформе с красивым названием Бухолово, проехал километров десять, забился куда-то в кусты на окраине поля, и лёг спать.

С утра добрался до Шаховской, купил прокладку для примуса взамен внезапно сломавшейся, и поехал на север, в Тверь.

Вчера я почти весь день ехал по дорогам, отмеченным на картах жирными линиями - и это было скучновато. Поэтому сегодня я решил свернуть на пунктирную дорожку, идущую параллельно жирной, и был вознаграждён за это приятной, хоть и несколько тряской, поездкой через лес.

В общем, оказалось, что дорога сворачивает в сторону километров за пять до шоссе (на карте в этом месте был Т-образный перекрёсток), а в нужную мне сторону идёт полузаросшая тропинка, ехать по которой я побоялся. Так что, сделав крюк километров в двадцать, утопив велосипед в дорожных лужах по самую трансмиссию и съев пару сырых зонтиков, вернулся к исходному маршруту.

И час ехал по совершенно ровной ночной дороге. Светила полная луна, велосипед отбрасывал резкую тень на землю; машин не было ни одной, сырой вечерний туман тоже рассеялся. Я выключил фонарь и катился в лунном свете по гладкому асфальту, любуясь пейзажами.

Потом асфальт стал из ровного обычным, луна скрылась за деревьями, и пришлось включить свет. А потом и палатку разбить.

Проехал 34 км, добрался до электрички, приехал в Москву.

Поездочка, конечно, была маленькая, но для первого раза самое то. Всего за три дня проехал 133 км по грубо набросанному по карте маршруту, что составило 160 км по треку GPS. Если учесть, что в последний день я сделал внеплановую петлю около 20 км, то получится, что грубая прикидочная оценка довольно точна.

Уставал я за день не сильно, и запросто мог бы проезжать больше 60-70 км в сутки. Но тогда бы у меня не было времени лазить по окрестностям, разглядывать плановые и внеплановые достопримечательности и прочими способами наслаждаться жизнью. То есть, если есть задача получить удовольствие от поездки, лучше не закладывать суточные дистанции больше.

Вообще идея велопохода мне понравилась. Велосипед даёт, с одной стороны, большую скорость (около 15 км/ч в среднем - вчетверо больше, чем у пешехода с рюкзаком), и, соответственно, большие расстояния. С другой, в отличие от поездок на автобусе, он обеспечивает абсолютную свободу маршрутов и графиков. Это даёт возможность посмотреть за день десятки деревенек и множество мелких достопримечательностей, складывающихся в интересную картину, хоть каждая по отдельности не стоит поездки. Особенно удобно использовать велосипед вместе с отмеченными на карте точками Викимапии и Геокешинга, с помощь которых легко найти те самые мелкие достопримечательности.

Очевидный недостаток поездки с велосипедом - не получится так просто поймать машину или сесть в автобус, если мобильности велосипеда всё-таки не хватит.

Да, и ещё. Вокруг Москвы сейчас сплошная стройка. Строят заборы и здания, строят посёлки централизованно и отдельные дома, строят у самых городов и в сёлах вдали от трассы. Правда, строят неравномерно. Где-то новых домов множество, а где-то, почему-то ни одного нет. В общем, я, конечно, должен радоваться за людей, но самого меня, как любителя диких мест, эта тенденция огорчает.

В Питер я собирался давно. Конкретно - с 9 декабря 2010 года, когда нашёл упоминание о калькуляторе Rasa в коллекции ИТМО. Мечтаю я об этом калькуляторе ещё дольше, но это уже другая история. Важно то, что я долго и неспешно пытался связаться со смотрителем коллекции и выменять калькулятор - а в этом году решил взять быка за рога и разобраться с этим делом. Заодно мне хотелось посетить зоомузей ЗИн-а, повстречаться с несколькими питерскими знакомыми и вообще посмотреть на город, в котором я не был примерно с 2003 года.

Итак, где-то 10 сентября я прикинул, что именно готов отдать в обмен на Rasa, чтобы это наверняка устроило другую сторону, собрался с силами и позвонил Тауфику Измайловичу Алиеву, завкафедрой ВТ ИТМО, отвечающему за коллекцию. И неожиданно был послан, потому что, оказывается, это не просто коллекция, посвящённая истории вычислительной техники, а конкретно выставка об истории кафедры ВТ ИТМО. И менять памятные калькуляторы на что-то левое, конечно, нельзя.

На этом, по идее, история должна была закончиться - но я уже слишком настроился на поездку. Поэтому я просто вычеркнул из плана пункт "обмен калькуляторов" и занялся переговорами со всеми, с кем хотел повидаться.

А ещё меня давно интересовал сервис "каучсерфинг". Это, если кто не знает, сайт, на котором собираются люди, готовые даром впустить к себе пожить малознакомых личностей. Они катаются друг к другу в гости, знакомятся, учат языки и радуются жизни прочими способами. Так вот, я давно хотел попробовать заняться каучсерфингом, но пускать кого-то в свою не самую аккуратную квартиру без модного ремонта стеснялся; и сейчас мне пришло в голову, что в Питере можно было бы остановиться у кого-нибудь из опытных каучсерферов, послушать их истории и разобраться, насколько важны мои проблемы, ;-).
На мой запрос о вписке ответила студентка Даша. Правда, опыта в вопросе каучсерфинга у неё оказалось не больше, чем у меня, но в остальном эксперимент с каучсерфингом удался.

Я, как обычно, собирался выезжать с утра, но вышел из дому ближе к вечеру. В последнюю секунду прыгнул в электричку, доехал до станции Сенеж, под моросящим дождиком попробовал добраться до ленинградского шоссе, уткнулся в забор, и, в конце концов, к половине десятого вечера вышел на трассу.

За следующие два часа я успел найти пару машин, готовых подбросить меня километров на десять, натянуть на себя пуховик, продрогнуть насквозь, вскипятить на примусе чаю, пройти пару километров за отбойником, лишь бы только не мёрзнуть, смириться с тем, что ещё десять минут - и мне придётся ставить палатку (да, палатка была со мной, я заранее подозревал, что всё может сложиться именно так). И именно в этот момент меня и подобрал водитель, направлявшийся прямо в Питер.

С ним, стараясь не заснуть, мы и ехали до девяти утра.

По дороге он узнал, что я немного увлекался палеоантропологией, и немедленно предложил взять меня под крыло. Я должен найти доказательство того, что древние люди жили по триста лет и питались шишками, он возьмет на себя скучную бумажную волокиту по институтам, и мы станем богачами и завоюем мир. Вообще, по его словам, человек он предприимчивый, но, кажется, все его предприятия были примерно столь же продуманы, как и это, поэтому пока ни одного института он завоевать не сумел.

Итак, 9 утра. Я вылез из машины на Невском проспекте, доел буханку столичного хлеба и пачку творога, и запустил Скайп. Оказалось, Ник, с которым я собирался встретиться в первый день, уже в сети; он рассказал, куда ехать, я сел на автобус и традиционно проскочил нужную остановку. Пришлось топать километра два назад.

Вообще-то, я понятия не имел, что именно мы будем делать. Ник, кажется, тоже. Но он случайно упомянул, что недалеко от его дома находится здание Пулковской обсерватории, с которого Стругацкие писали НИИЧаВо - и проблема решилась сама собой: следующие несколько часов мы ходили по обсерватории, и Ник показывал мне достопримечательности. Оказалось, что Пулковская обсерватория - это огромный парк, по которому разбросаны здания систем астрономического наблюдения. У Ника раньше тут оба родителя работали, так что он знал всё изнутри, и мог рассказать мне, что в этом здании футуристичные рёбра на боку - это особо мощная система охлаждения, тут гудит радиотелескоп, а здесь когда-то нашли древний загадочный подвал, наполненный банками солёных огурцов.

Для начала, оставив мой рюкзак дома у Ника, мы пошли к НИИЧаВо.

Вообще-то, про музей Пулковской обсерватории я читал давно, и даже видел на фотографиях стоящий там ранний арифмометр Mercedes-Euklid, на который очень хотел бы посмотреть вживую. Поэтому, услышав от Ника об обсерватории под боком, я первым делом поинтересовался, как попасть в её музей. Оказалось, что никак, музей закрыт для частных посещений, да и экскурсии в него водят редко. Я уже было смирился, и тут узнал, что мне через знакомых родственников обещают устроить экскурсию. День завтра будет интересным!

На сегодняшний день у меня была запланирована встреча с Фёдором. Как и в случае с Ником, мы не знали, что на этой встрече делать, так что подвернувшаяся экскурсия в закрытый музей была очень кстати, благо Фёдор увлекался астрономией больше меня. Итак, мы встретились у метро, нашли нужный автобус, приехали на нужную (!) остановку, и под предводительством Ника пошли к музею. Ник собирался передать нас из рук в руки экскурсоводу и сбежать, но, кажется, лекция его заинтересовала.

А лекция и правда была интересная. Читал её, насколько я понял, сам заведующий музеем. Он подробно рассказал об истории обсерватории, строившейся как лучшая в мире и стоящей на многометровом вибростойком фундаменте, показал телескопы, использовавшиеся почти в течение двух столетий, объяснил преимущества зеркальных телескопов перед линзовыми (зеркала можно подпирать снизу, поэтому они не прогибаются под собственным весом). В отличие от многих экскурсоводов, наш лектор явно разбирался в том, о чём рассказывал, так что слушать его было интересно и поучительно. Когда он не переходил на легенды о злобных американцах, вымерших за тысячелетие динозаврах и сбрасывании на землю железных метеоритов, конечно.

Мы посмотрели на тот же радиотелескоп, посидели в тенёчке у какого-то памятника ВОВ и поболтали о чём-то более понятном. Потом Ник пошёл домой, а мы с Фёдором отправились в музей гигиены.

Не обошлось и без мелких ошибок и просто занятных шуток, конечно. Так, под этикеткой "конская пиявка" стояла колба с откровенным пескожилом, а картофель все ещё находился в основании красивой стеклянной пирамиды питания. Но больше всего запомнилась совершенно экстремистский лозунг на плакате в зале наркомании: "алкоголь и табак - самые опасные наркотики. Их великий покровитель - государство!"

Этот день я отвёл для посещения зоомузея. Вообще-то, я уже был в питерском зоомузее в 2003 году - но тогда я попал туда за полчаса до закрытия, и смог только понять, что в нём есть много всего интересного. Сегодня я планировал внимательно рассмотреть китовые скелеты и знаменитую мамонтовую коллекцию музея.

В музей я попал вскоре после открытия. Прямо перед моим приходом начались две экскурсии для больших групп пенсионеров, к которым я и присоединился.

Экскурсоводы рассказали, что акул есть нельзя, но их продают на рынках Сочи, потом показали несколько уникальных, не имеющих аналогов в мире, коллекций (райские птицы, колибри и кто-то ещё), и подвели группы к символу музея, чучелу берёзовского мамонта.

Про него нам рассказали замечательную историю: мамонта нашли в 1901 году, в абсолютно неповреждённом состоянии, извлекли из породы, но пробравшаяся в избу лайка отгрызла у него кончик хобота. И теперь в музее ЗИн-а есть единственное в мире чучело мамонта. Без хобота.

В общем, мамонт год, если не больше, лежал под открытым небом. За это время дикие животные успели съесть его хобот, кожу и мышцы спины, часть внутренностей, обглодали голову, сильно погрызли кости. Бивни мамонта выломали охотники и продали на рынке — я не понял, удалось ли их вернуть. Потом приехали препараторы, убрали череп мамонта, державшийся к тому моменту на одних жевательных мышцах, а остальное тело оттаяли и разрезали на куски. И привезли всё в Питер. Кстати, в переводе этой книги, в 1928 году, под фотографией нынешней экспозиции мамонта честно написано "реконструкция", а не "чучело".

Еще до моего прибытия на Березовку Герц, отдал распоряжение раскопать окружавший мамонта земляной холм. При этом были освобождены обе передние и обе задние ноги. Они были расположены под телом горизонтально, и на них покоилось все туловище.

При взгляде на труп получалось впечатление, будто мамонт совершенно внезапно попал в какую-то трещину или скрытую выбоину в ледяной толще. Покрытый гумусом и растениями пласт, по всей вероятности, служил ему пастбищем.

Упавшее тяжеловесное животное, должно быть, всячески старалось выйти из своего беспомощного положения. Об этих попытках говорили согнутая правая и вытянутая вперед левая передняя ноги. Но сил на это у него не хватило.

Наши дальнейшие работы показали, что падение в глубину вызвало у мамонта несколько тяжелых переломов костей. Кроме того животное, засыпанное обвалившейся вместе с ним землей, должно было очень скоро задохнуться.

Смерть, очевидно, наступила быстро, так как во рту на хорошо сохранившемся языке и между коренных зубов мы нашли еще не разжеванный корм. Он состоял из различных лиственных растений и трав. Некоторые из них уже имели семена. Отсюда мы вывели заключение, что внезапная смерть постигла мамонта осенью.

Прежде чем настилать кровлю сруба над мамонтом, необходимо было удалить высоко торчащий череп гиганта. Он требовал слишком высокой крыши, а это затруднило бы основательное прогревание и оттаивание трупа.

С этой целью я разрезал единственные еще сохранившиеся на нем мягкие части. Это были соединявшие череп с челюстями мускульные тяжи. После этого мы соединенными усилиями подняли тяжелый череп.

Мы увидели остатки пищи животного. Они совершенно открыто лежали на коренных зубах левой половины нижней челюсти. Эти остатки оказались еще не вполне разжеванными. Небольшая часть их была найдена и на очень хорошо сохранившемся языке. Застрявшая между коренными зубами пища имела явные отпечатки зубных пластинок.

Из частично сохранившегося желудка мы впоследствии извлекли еще около тридцати фунтов пищевых остатков. Все они состояли из злаков и высших цветковых растений. Многие из них обладали плодами. Однако мы совершенно не нашли здесь остатков голосемянных растений. Отсюда можно было вывести заключение, что хвойные не употреблялись мамонтом в пищу.

Впоследствии Ботаническому музею Академии наук удалось определить часть этих найденных нами во рту и желудке мамонта растений. Тщательные исследования позволили сделать очень интересные выводы. Оказалось, что пища мамонта состояла из тех же растений, которые и по настоящее время произрастают в окрестностях Березовки. Эти современные растения были собраны нами и загербаризированы, а затем переданы музею в качестве материала для сравнения.

Таким образом было твердо установлено, что мамонт питался и поныне произрастающими в местах его прежнего обитания травами. Но приходится все-таки предположить, что наряду с происходившим во время дилювия ухудшением климата шло и ухудшение условий существования крупнейших представителей тогдашней фауны. Изменившиеся климатические условия и связанное с ними увядание растительного мира оттеснили их в Центральную Сибирь. Там так же, как и в Центральной Европе, эти великаны были постепенно уничтожены человеком.

Благодаря вечно мерзлой земле попавшие в нее трупы мамонтов сохранялись целыми тысячелетиями. Принимая во внимание продолжительность дилювиального периода и, следовательно, огромное общее количество живших в этот период мамонтов, приходится думать, что нам известны лишь очень немногие местонахождения их останков. Большая же часть их, по всей вероятности, проходит для науки совершенно бесследно.

Удалив череп, мы покрыли хижину крышей и затопили печи. Вертикально поставленные бревна прекрасно горели в двух якутских печах с полукруглыми каминами. Нам пришлось наскоро смастерить даже экраны, чтобы предохранить труп от непосредственного действия огня.

В три окошечка этого строения были вставлены куски льда. Вход прикрывался лосиной шкурой.

Удалив со спины последние остатки покрывавшей ее земли, мы увидели ребра и грудные позвонки. Хищные звери повредили ребра и вырвали из позвоночного столба несколько грудных позвонков. Мы отделили эти части, после чего срезали с правой стороны брюха уже достаточно оттаявшую кожу. Это было сделано для того, чтобы ускорить доступ тепла к совершенно замерзшим внутренним частям трупа.

Показалась черно-серая, местами темно-коричневая оболочка желудка. Она оказалась сплошь прогнившей и изорванной хищниками. Из разрывов текла жидкость. Внутренности - сердце, легкие и печень - были, видимо, дочиста съедены теми же грабителями.

От головы остались лишь правая щека с нижней половиной века и покрытая жесткими черноватыми волосами нижняя губа.

Между тем была удалена и достаточно размягчившаяся кожа с левой стороны брюха. Еще до этого мы высвободили лопатку. В этой области звери не оставили нам ни единого кусочка, - ни кожи, ни мяса.

Хорошо сохранившееся на плечевой и бедренной кости, а также и на тазе, мясо пронизывали толстые жировые слои. В замороженном виде это мясо имело свежий и аппетитный вид, напоминая с первого взгляда конину или говядину. Только волокна его были, конечно, погрубее.

Оттаявши, оно стало вялым и серым. Вокруг распространился отвратительный, аммиачный запах. Он пропитал наши инструменты, рабочую одежду, наконец, нас самих.

Как ни аппетитно было мясо мамонта, никто из нас не решался испробовать этого редкого блюда. Единственным его ценителем явилась принадлежавшая Явловскому якутская лайка, вдоволь насытившаяся этой "дичиной". Конкурентами ее были державшиеся в окрестностях нашей избы сойки и вороны. Однажды я заметил, как обнаглевшая сойка даже вскочила на голову занятой едою собаке.

Обильный на трупе жир имел беловато-серую окраску. Более глубокие слои его поражали нас своей ноздреватостью. Толщина кожи мамонта равнялась двум сантиметрам. Подстилавший ее жировой слой доходил в некоторых местах тела до полных девяти сантиметров. Он служил животному хорошей защитой от холода.

До полуметра длиною щетинистые волосы уже плохо держались на коже. Только что вынутые из земли они были красновато-коричневого цвета, обсохнув же, принимали несравненно более светлый оттенок. Кроме них на коже находилась еще короткая, желтоватая мягкая шерсть. Окружавшая труп земля была местами сплошь покрыта как отдельными, так и сбившимися в клубки волосами. Свисавшие по обе стороны трупа лоскутья кожи еще имели на себе в некоторых наилучше защищенных местах остатки волосяного покрова.

Лучше всего сохранилась кожа нижней части туловища. Это объяснялось тем, что вся она находилась под защитой земли. Но и здесь волосяной покров уже успел отделиться от тела.

Огромные количества щетины и короткой мягкой шерсти были собраны нами лишь после удаления трупа.

Много трудов стоило нам рассекание еще замерзшей правой передней ноги между лопаткой и плечевой костью. Взрезав до кости мускулатуру плечевой кости, я установил находившийся в средней ее части перелом. Вокруг места перелома, в области мускулов, связок и жира, мною было обнаружено сильное кровоизлияние.

Перелом этот, так же, как и установленный нами позднее двойной перелом таза, несомненно, произошел при падении животного. И во втором случае тоже имело место сильное кровоизлияние.

Мы бы очень охотно забрали с собою всю ногу целиком, но наши помощники запротестовали. Они заявили, что тяжесть ее непомерно велика для одной оленьей запряжки. Действительно, при разборке на части мамонта необходимо было считаться и с этими обстоятельствами.

Для того чтобы не нанести ущерба дальнейшим анатомическим исследованиям, я разделил обе передние ноги в локтевом сочленении. Благодаря этой операции вес их настолько уменьшился, что явилась возможность погрузить их на запряженные парой оленей сани. Каждая нога потребовала, конечно, отдельных саней.

Если не считать плохо державшегося волосяного покрова, обе передние ноги оказались, вплоть до подошвы, в великолепном состоянии. Левая была согнута не только в локтевом сочленении, но и в запястье. Мы тщательно забинтовали обе эти конечности, чтобы сохранить еще находившуюся на них шерсть.

Впоследствии из привезенных нами мягких частей животного в Академии были приготовлены препараты связок, нервов и мускулов. Кровеносные сосуды даже поддались инъекции. Это лучше всего показывает, в каком великолепном состоянии прибыл наш мамонт в далекий Петербург!

Обе передние ноги, так же как и все прочие отделенные нами части мамонта, были зашиты в бычачьи и конские шкуры и снова выставлены на мороз. Этим простейшим способом хранения необходимых нам частей мамонта мы были обязаны лишь суровым сибирским холодам. А между тем наши заботливые петербургские коллеги немало ломали свои головы, придумывая способы консервирования трупа. По распоряжению назначенной Академией комиссии мы тащили с собой на Березовку множество, как теперь выяснилось, совершенно ненужных нам веществ.

Здесь, в тундре и тайге, мы могли в течение ближайших пяти месяцев быть совершенно спокойными относительно сохранности нашего сокровища. Нам важно было лишь прибыть в Петербург до наступления весенних оттепелей.

Очищая левую переднюю ногу от прилипшей к ней земли, я заметил, что она имеет ненормальное количество одевающих кончики пальцев копыт. Как общее правило хоботные имеют их пять. Что же касается нашего мамонта, то я на обеих его передних ногах нашел лишь по четыре рогообразных и к тому же слабо развитых утолщения.

Позднейшие исследования привели к ошеломляющим результатам. В Академии были внимательно рассмотрены как ноги нашего мамонта, так и семь штук передних и задних ног прежде найденных остатков этих животных. Оказалось, что сибирский мамонт обладает всего лишь четырьмя пальцами. Следовательно, нога его является по сравнению с ногами прочих слонов наиболее специализированной.

Раскопки наши приближались к концу. Большая часть трупа, уже упакованная и снова замерзшая, лежала в находившейся за нашей избой палатке. Ее оберегала чуткая собака Явловского.

Между желудком и частично сохранившейся грудобрюшной преградой мы нашли большое количество свернувшейся крови. Она была собрана в мешок и вместе с остальным нашим грузом доставлена в Петербург. В замерзшем состоянии эта кровь напоминала сухой и грубый песок. Легко растворяясь в воде, эти темно-коричневые шарики окрашивали ее в мутно-красный цвет.

Многие русские и немецкие специалисты подвергли ее впоследствии серологическому исследованию по методу Уленгута. Этим путем им удалось установить кровное родство мамонта с его ныне живущим родственником - индийским слоном.

За три дня до окончания работ мы проделали две важные операции. Вся тяжесть трупа покоилась на горизонтально вытянутых задних ногах. После уборки большей части тела они лежали перед нами подобно двум огромным колоннам. Мы особенно бережно их раскапывали, так как стремились не повредить еще сохранившуюся на них шерсть. Утром я отделил от тела левую, а после полудня правую задние ноги. Обе они были разрезаны нами в коленных сочленениях. Длина от подошвы до колена достигала 1,24 метра, а вес каждой из них равнялся ста шестидесяти килограммам. Длина бедер равнялась 1,30 метра. А между тем березовский мамонт являлся лишь средней величины представителем этого вида!

Состояние мягких частей обеих задних ног оказалось великолепным. Мы поместили часть левой ноги в специально припасенный нами высокий стеклянный сосуд с алкоголем.

Разрезая превышавшую по толщине два пальца кожу, огромные куски мяса или, наконец, гигантские кости конечностей, я прибегал к помощи невзрачного, но незаменимого в подобных случаях якутского ножа. Ловкие якуты выковывают их из ими же самими добываемой руды. Крепко сидя в своей рукоятке, ножи эти при значительной твердости обладают вместе с тем и поразительной гибкостью. Клинок их почти что никогда не ломается. Кроме того они чрезвычайно остры. Среди привезенных мною препаровальных инструментов находилось, правда, большое количество ножей. Все они один за другим погибли при первых же попытках разрезать труп, а примитивный ножик якутского происхождения служил нам до самого конца экспедиции.

Поломанный в двух местах таз был освобожден от окружавшего его мяса. Нам очень не хотелось разрезать покрывавший часть брюха и седалища большой кусок кожи. Решено было везти его в Петербург целиком.

Эта часть кожи весила сто пятьдесят килограммов. Мы осторожно ее подняли. С нижней стороны приподнятой нами кожи лежали великолепно сохранившиеся хвост, задний проход и половой орган мамонта.

Еще одной новостью для науки явился тридцатипятисантиметровый хвост. Совершенной неожиданностью оказался найденный нами заднепроходный клапан. Он напоминал крышку и защищал заднепроходное отверстие от холода.

Конец хвоста с нижней стороны был покрыт густыми и длинными щетинистыми волосами. Наиболее толстые из этих волос достигали у корней полмиллиметра в поперечнике. Длина их равнялась тридцати пяти сантиметрам. Окраска была темно-коричневая.

Фрагмент книги "Очерки из путешествия в Северо-Восточную Сибирь. Е. В. Пфиценмайер (Перевод с немецкого Н. Нейман)", целиком её можно найти, например, здесь.

На отдельной тумбочке лежит мамонтовый череп, который можно трогать руками. Я его попробовал пошевелить. Нда. Наконец-то я понял, почему бивнями завалены все доски объявлений, носорожьи черепа продаются на каждом шагу, а мамонтовый череп я видел в продаже всего однажды.
В общем, он тяжёлый. Очень. Даже сухой очищенный от земли череп я едва смог сдвинуть с места. Идея искать череп мамонта самостоятельно умерла тут же - или, по крайней мере, отложилась на неопределённо долгий срок, до покупки машины.

В здания крепости я не попал, они все платные, а денег мне на такое жалко. Но то, что можно было посмотреть нахаляву, было забавным. Недавно крепость отреставрировали, так что все стены выглядят новенькими, брусчатка ровная и аккуратная, и на каждом углу стоят пояснительные таблички.

Правда, без развесистой клюквы, как обычно, не обошлось. Например, в табличке описания местной тюрьмы было сказано про медную ванну, а в самой тюрьме стоит эмалированная.

Я гулял по крепости часа три. Какое-то время надо мной кружился квадрокоптер, но потом улетел за стену, так что я не смог найти его хозяина.

Идти вчера в музей обсерватории Тамми постеснялся, поэтому с ним мы гуляли сегодня. Минут пятнадцать мы искали друг друга в центре зала, потом нашли и пошли гулять по центру города. Погуляли замечательно, благо погода отличная была, тёплая и солнечная. Ходили, сидели у фонтанов, болтали на разные темы, весело и непринуждённо, почти как в аське. Потом собрались в музей-квартиру Козлова, но не дошли и ещё раз посетили музей гигиены; честное слово, я ни на что никому не намекал, оно само так получалось! Я провёл Тамми в кассу на правах опытного старожила, кассирша поняла, что кто-то вернулся в их музей во второй раз, растрогалась и продала билеты за полцены. И даже предложила было даром пустить, по предыдущей паре билетов - жаль я их уже выкинул.

После музея гигиены Тамми пошёл домой, а я-таки прошёл через Таврический сад (ничего интересного, но название понравилось) и добрался до музея Козлова. Упоминание этого музея я нашёл в Википедии; про самого Козлова впервые в жизни узнал в день изучения списка музеев, но Википедия говорила, что это ученик Пржевальского, а значит, дяденька должен был быть интересным.

В музей я попал за полчаса до закрытия, и смотритель меня чуть не выгнал со словами "уже всё равно не успеете". Но потом сжалился и лично провёл получасовую экскурсию.
Во-первых, мне понравилась сама квартира. Экскурсовод говорил, что почти вся экспозиция - именно то, что стояло в комнатах полвека назад. В это верится, и это радует, на фоне любви крупных музеев к клюкве и новоделу.
Во-вторых, понравились некоторые отдельные элементы. Например, я посмотрел на классический механический дверной звонок, сравнил вьючные ящики конца XIX века с современными (не изменились), увидел, как может выглядеть сохранившаяся печка в обычной городской квартире (непривычно).
В-третьих, мне понравился экскурсовод. Я не выяснил его область специализации, но видел, что он действительно интересуется Козловым и всем, что с ним связано. И знает о вопросе немеряно, чувствовалось, что о каждом предмете и каждой экспедиции он может рассказывать часами.
Ну и в четвёртых он мне пару книжек Козлова посоветовал. Добавил в toread.

Вернулся к Даше поздним вечером и застал её даже более грустной, чем вчера. Вечером она не сидела за домашкой по японскому, а грустно глядела в окно и общалась со мной о жизни. Ситуация у неё была печальная, хоть и интересная: её дед владеет медико-биологической фирмой и хотел бы, чтобы внучка, как и дети, пошла по его стопам. А Даша хочет добиться чего-нибудь в жизни сама. Поэтому вместо биологии она пошла на филолога и уехала из Пущино в Питер (почему не в Москву? Потому что туда все едут). Но, конечно, пробить себе дорогу в жизнь филологу сложно, да и не понятно, куда пробивать. Из-за невнятности жизненного пути нет желания учиться, из-за нежелания учиться путь становится ещё более невнятным. Плюс к тому мучает ещё и чувство вины перед родителями, траты которых не оправдывают ожиданий. В общем, неприятный коктейль, по себе знаю. Потому и помочь не могу.

По уму, конечно, надо было тащить её куда-нибудь гулять и радоваться жизни, но Даша пыталась браться за ум и не прогуливать пары, так что времени на такие глупости у неё не было. И на следующий день я поехал домой.

Домой я поехал с утра, но, как водится, попал на двухчасовую дырку между электричками - почему-то они вообще редко ходят под Питером. Поэтому из города я выбирался на автобусе. Вылез из него на следующей остановке после нужного мне поворота, прошёл километр назад, ещё километр вдоль ремонтируемого участка, полчасика половил машину, и снова поймал прямую попутку до Москвы.

Вёз меня тридцатилетний лезгин. Это такая нация, оказывается, одна из трёх основных и тридцати мелких наций Дагестана. Работает в военной полиции, в Москву ездит редко, но сейчас его попросили перегнать машину знакомых.

В общем, мы заехали в Выборг, забрали кому-то пару мешков попутной посылки, чуть не сломались по дороге (свежекупленная иномарка с пробегом - не лучший вид транспорта) и где-то к девяти вечера были у МКАД. Куда водителю нужно дальше, он представлял себе плохо. Пока я разбирался с GPS, которую до того ни разу не использовал для управления машиной, горячий южный мужчина успел несколько раз не туда свернуть, но в конце концов я смог запустить автонавигатор и довёл его до нужной улицы. Ну и пошёл к метро, дальше уже не интересно.

Общие впечатления о городе положительные. Прямые улицы в центре Питера куда приятнее безумных московских лабиринтов, за которые так цепляются наши историки.
В метро уже сплошь и рядом работают металлоискатели. Видимо, Москва - один из последних городов в плане борьбы с терроризмом.
Ещё в метро до сих пор используются жетоны и ходят старинные поезда, каких я детства не видел. Но запомнившиеся мне в 2003 году двери, закрывающие проход к туннелю при отсутствии поезда, оказывается, есть не на всех станциях.
Опыт каучсерфинга признан удачным. Хотя моих вопросов так и не решил.
Опыт встреч со знакомыми по переписке тоже неплох. В очередной раз заметил, что их характер в жизни обычно кажется менее контрастным, чем в сети. Не знаю, может, дело в том, что в сети я во многом сам додумываю личность, может просто в первую встречу человек обычно открывается меньше, чем за много дней переписки.
А вот писать про такие встречи тяжело и долго. Потому что происходит за день встреч не так много всего, а описать надо так, чтобы описываемому понравилось. Слоооожно.
Музеи мне понравились, но это, думаю, и по описанию видно.